Интервью Романа Бевзенко журналу «Арбитражная практика для юристов»: «Когда я читаю акты судов общей юрисдикции, во мне ярость закипает»

О том, почему ВС провалил задачу стать творцом права, какие недостатки не дают гордиться актами российских судов и какие изменения нужны нашей судебной системе, рассказал в своем интервью Роман Бевзенко, партнер юридической фирмы «Пепеляев Групп».

— Роман Сергеевич, спасибо, что согласились дать интервью нашему журналу. В конце 2020 года председателя Верховного суда Вячеслава Михайловича Лебедева наградили орденом «За безупречную службу». Мнения юристов по поводу его деятельности на посту председателя, а также в целом о работе Верховного суда разделились. Как Вы оцениваете этот период?

— Давайте сначала про знак отличия. Это отдельный и сложный вопрос судейской этики. Может ли судья принимать награды из рук исполнительной власти? Ведь он же если и не стоит над ней, то, так или иначе, судья — это носитель самостоятельной власти. Он может признавать, например, указы Президента не соответствующими закону. Я считаю, что награждение представителем исполнительной власти судей нарушает идею о независимости судов. Президент — не начальник для судей. И мне кажется, что получать награду в этой ситуации неправильно и неэтично. А то, что судьи, по всей видимости, в этом ничего плохого не видят, очень показательно и хорошо демонстрирует роль судей в современной России. У нас судебная власть идет в одной упряжке с законодательной и исполнительной властью — этакая пресловутая единая система органов публичной власти. Это радикально противоречит тому, кем судьи являются на самом деле.

Давайте разберемся: за что эта награда? За то, что он хорошо работает. А если он хорошо работает, с точки зрения исполнительной власти, то это значит, что он ей ничего плохого не сделал. Это вызывает по меньшей мере этические вопросы: судьи — не слуги государства, а слуги права. Поэтому, с моей точки зрения, председателю Верховного суда следовало бы отказаться от данной награды, поскольку это противоречит правилам судейской этики. В Законе о статусе судей, кстати, предусмотрено, что судьи не могут принимать награды от иностранных государств, политических партий и пр. Странно, что принимать награду от собственного государства, с точки зрения Кодекса судейской этики, не считается зазорным.

— Как Вы оцениваете работу самого Верховного суда?

— В нашей судоустройственной модели главная задача Верховного суда — формировать правовые позиции и следить за тем, чтобы судебная система этих позиций придерживалась. Это связано с принципом правовой определенности. Он эту задачу провалил полностью. Посмотрите, как устроено рассмотрение дел в Верховном суде. Есть тройки судей, но их судебные акты не обладают признаком обязательности для нижестоящих судов. Огромный вопрос к качеству их определений. Не говорю про все, есть весьма качественные тексты. Например, судья Романовский в гражданской коллегии пишет неплохие акты. Я не могу сказать, что это шедевры, которыми можно зачитываться и вдохновляться. Просто хороший текст. Беда в том, что эти судебные акты никакого влияния на практику не оказывают. Поэтому сейчас нижестоящие суды говорят о том, что определения троек на практику не влияют, но раз это позиция, к примеру, судьи Разумова, то мы будем ей следовать. Это очень авторитетный судья в банкротстве. Это неплохо, но есть некий элемент произвола.

— У юристов возникают вопросы и к процедуре отбора дел для рассмотрения тройками судей.

— Какие Верховный суд должен отбирать дела? В теории — те, которые важны для развития права, принципиальны для практики. Получается абсурд: он отбирает важные дела, а судебные акты по ним обязательными для нижестоящих судов не становятся. Мне кажется, что Верховный суд этого не понимает. И его судьи не верят в то, что их главная задача — развивать право и устанавливать правовую определенность.

Я думаю, что, самое большее, лучшие из них видят свою миссию в том, чтобы исправлять ошибки и справедливо рассматривать споры. И иногда это у них действительно получается. Но это не задача Верховного суда. Сейчас судьи Верховного суда, по сути, забивают гвозди микроскопом. Гвоздь-то забьют, а инструмент испортят. И наверное, это главная претензия к Верховному суду. Пленумы ВС написаны также в основном абстрактно. В итоге в пленуме сказано одно, а суд просто игнорирует правовую позицию и дело разрешает иначе. А вот такого, чтобы прямо жестко в лоб Верховный суд сказал: «Я вам, суды, ориентир практики задал, вы обязаны ему следовать», у нас нет. Есть исключения, но это очень редкое явление. Это означает, что функция поддержания единообразия судебной практики в Верховном суде не выполняется.

— Что из положительных моментов можете выделить?

— Хорошо, что многое из правового наследия Высшего арбитражного суда осталось неотмененным. Хорошо, что они не отменили ключевые постановления, которые создали каркас для современного российского частного права. В первую очередь это знаменитый пленум о свободе договора, арендный пленум № 73, пленум № 10/22 и другие. А так, у меня много что вызывает отрицательные эмоции. Например, нужно убирать весь этот «процессуальный» мусор, который появился в арбитражном процессе после 2014 года.

— По статистике, в год судьи экономколлегии передают на рассмотрение около 500 дел. Как Вы оцениваете эту цифру?

— Дел должно быть намного больше. Президиум ВАС рассматривал около 500 дел. Учитывая количество судей в коллегии, дел должно быть как минимум в 10 раз больше. Берите тогда дела на поток, как во Франции, рассматривайте все жалобы и не пишите большие тексты. Это тоже эффективный подход. Видите, парадокс нашего Верховного суда в том, что судьи не хотят быть творцами права. Хотя в теории должно быть именно так.

— Если обратиться к критериям отбора дел, то какими они должны быть?

— В кодексе сказано про существенные нарушения норм закона. А что такое «существенные»? Это абсолютный произвол судьи, принимающего решение о передаче дела на рассмотрение так называемой второй кассации. Мы знаем, что есть судьи-активисты, которые сидят допоздна, читают дела и передают много жалоб для пересмотра. Есть судьи-лентяи, которые в год передают одно дело «на отстань». Выходит этакое «кладбище бутербродов»: ты закидываешь жалобами Верховный суд, а тебя всегда отбривают фразой, что в деле нет существенного нарушения. Пока не будет понятных критериев отбора дел, ситуация не изменится.

— Как Вы относитесь к качеству судебных актов, которые выпускает Верховный суд?

— Даже на уровне Президиума этого суда качество оставляет желать лучшего: это какие-то совсем смешные тексты на четырех страничках. Пока судебные акты Президиума по гражданскому праву находятся на уровне текстов решений районных судов. Немецкий юрист гордится текстами ВС Германии, английский юрист гордится текстами ВС Англии, американский юрист восхищается текстами ВС США. А вот мы, российские юристы, можем гордиться текстами нашего, российского ВС? Ответ, мне кажется, очевиден. В тройках появляются хорошие тексты, написанные отдельными судьями. Недавно заметил прогресс в технологиях написания актов ВС: они стали нумеровать смысловые блоки.

У нас в стране действительно есть проблема с правильной письменной речью. Это чудовищно, когда я выступаю в кассации и говорю: «Вы знаете, уважаемый суд, на странице 18, 4-й абзац снизу, суд апелляционной инстанции что-то написал». Так это не работает. Надо не так говорить. Надо говорить, что в параграфе 35 постановления апелляционного суда написано то-то. И я еще раз повторюсь, что это не вина судов — это просто мы, российские юристы, не умеем писать.

— Если говорить о позитивных примерах судебных актов, можете привести такие дела?

— Знаменитое корпоративное дело «Яна Тормыш», оно прекрасно написано. Мне очень нравится, как пишет судья Букина, мне нравится, как пишет судья Грачева по вещному праву, хорошо пишет судья Попова, хорошие тексты получаются у судьи Борисовой. В целом это люди, как правило, из ВАС. Судья Разумов опять же. Я, правда, очень часто не согласен с тем, что он пишет вне банкротного законодательства. Он мог улучшить нашу правовую систему в части залогового права, но не сделал этого. С другой стороны, это его позиция и он имеет право на собственное мнение.

— Да, это недавний спор о том, можно ли в рамках дела о банкротстве застройщика дать публичному образованию право прекратить договор в связи с неуплатой арендных платежей. Ответ: конечно, нет, потому что право строительной аренды по нашему законодательству — это актив, часть конкурсной массы. Верховный суд сказал, что можно расторгнуть договор, и я считаю, что это неправильный подход.

— Опять же, эта практика зародилась еще при рассмотрении вопроса о расторжении обычной аренды.

— Это как раз вопрос для Верховного суда. Он должен был сказать, что в строительной аренде или аренде земли под существующим зданием не так, как в обычной. Неужели мы скажем, что договор аренды земельного участка под зданием можно расторгнуть из-за того, что арендатор не платит? Какой в этом смысл? Арендатор не платит, арендодатель расторгнет договор, а арендатор пойдет и еще раз заявит о заключении договора аренды по ст. 39.20 ЗК. А публичный собственник не сможет отказать ему в реализации исключительного права на оформление аренды земельного участка под зданием. Это все очень тонкие вопросы, и вот здесь требуется искусство и юридическое мастерство. Мы этого не видим.

— Проблемы с арендой возникают постоянно. Иногда арендодатели предлагают кредиторам погасить задолженность, иначе грозят просто расторгнуть договор. Это не совсем правильная позиция.

— Гигантская проблема, которая обращает на себя внимание в практике ВС, — это защита государства. Я понимаю, что очень круто быть креативным и фонтанировать идеями, когда ты работаешь на государство. А ты вот попробуй «покреативить» против государства. В деле про аренду кого защищали? Госорган. Вместо того, чтобы госорган отправить в реестр кредиторов и сказать: строительная аренда — это актив конкурсной массы. Нет, государственный орган поставили впереди всех.

— Предлагаю поговорить о судебных актах нижестоящих судов. В юридическом сообществе произошел раскол по вопросу о возможности использовать доктрину в тексте судебных актов. Как Вы к этому относитесь и почему использование доктрины допустимо и необходимо?

— Давайте вот с чего начнем. Один из апелляционных судов рассматривал спор и в ответ на позицию стороны с указанием на доктрину прокалывания корпоративной вуали указал, что в соответствии с АПК такого процессуального действия, как применение судом какой-либо доктрины, не предусмотрено. Это полная интеллектуальная катастрофа. Понятно, что суд решает дело на основе закона. Но закон — это текст, который требует интерпретации. Поэтому у нас должны быть инструменты для этой интерпретации: как мы это будем делать, при помощи чего. Это возможно сделать с помощью доктрины. Она позволяет понимать, когда мы применяем расширительное толкование, когда — ограничительное, аналогию закона, аналогию права, как устраняются противоречия и т. д. И когда коллеги говорят, что нельзя применять доктрину, что суд применяет только закон, они лишают себя и судей рабочего инструмента. Я считаю, что отрицание доктрины — это отрицание юридического образования. Юристов учат доктринам шесть лет, почему бы не использовать их в работе?

— Один из доводов противников доктрины: как понять, какую доктрину нужно применять? Допустим, стороны представили в суд противоположные позиции ученых.

— Это должен объяснять суд в судебном акте. У нас ужасающе низкая культура написания судебных решений. Суды очень лицемерны в том смысле, что они часто правильно решают дела, но мотивируют это не тем, что у них в голове. Мотивы приводят так, чтобы вышестоящая инстанция не отменила судебный акт. Как пишутся судебные акты в России: «В соответствии со ст. 309 ГК обязательства должны исполняться надлежащим образом. В соответствии со cтатьей такой-то — то-то. Именем РФ — то-то». Это что такое? Это судебный акт? Где мотивировка? Где анализ фактов дела, правовых аргументов сторон? Наши судебные акты — выстрел, причем холостой, пулеметной очередью ссылок на законы. Особенно плохо то, что судьи очень часто не пишут, почему принимают или отвергают доводы сторон. Очень распространенный прием — просто замолчать аргумент, выдвинутый в споре. Андрей, Вы же сам практикующий юрист и понимаете, о чем я говорю.

— Безусловно. Позицию суда не всегда можно понять из судебного акта. А как потом спорить с судом в апелляции? Суд пришел к такому-то выводу, но никто не понимает, как он к этому выводу пришел.

— Вот именно. Сколько раз Вы сталкивались с тем, что Вы выдвигаете пять аргументов, а суд описывает один? Берет самый слабый, самый «ломкий» и говорит, что он необоснованный. А еще четыре он где потерял по дороге? А как меня бесит одна фраза в постановлениях кассационных судов! В 90 процентах случаев отказ мотивируют одной фразой: «Несогласие заявителя с обжалуемыми судебными актами само по себе основанием для отмены судебных актов не является». Я что, идиот и не понимаю этого сам? Зачем писать эту ерунду? Суд обязан объяснить мне, почему он не принимает мои пять аргументов. Но никто этого не делает.

— Это приводит к тому, что возникают вопросы к суду.

— Когда ты получил текст решения и не увидел в нем опровержения твоих аргументов, то ты не будешь ему верить. Понятно, что у кого-то закрадется сомнение: судью подкупили, дали взятку. Кто-то подумает, что судья лентяй и т. д. Я не говорю, что это всегда так. Много дел, которые вызывают в совещательных комнатах жаркие споры. Но почему эти споры не находят потом отражения на бумаге? Ведь убедительность судебного акта — это очень важная его черта, она снижает количество споров. Чем убедительнее вы напишете судебный акт, тем меньше вероятность обжалования, потому что аргументация уменьшает желание его обжаловать.

— Насколько мне известно, Вы сами являетесь арбитром. Как Вы готовите мотивировочную часть судебного акта?

— У меня есть принцип: я беру все аргументы, которые есть у истца и ответчика, детально излагаю их в тексте решения и абсолютно все анализирую. Я стараюсь нормальным человеческим языком все оценить и написать, почему я с этим не согласен.

Из последнего: в одном из дел сторона заявила о том, что она не должна быть привлечена к ответственности из-за действия обстоятельств непреодолимой силы. Зимой был сильный снегопад в одном сибирском регионе. Обычный суд, скорее всего, написал бы: «В соответствии со ст. 401 ГК это обстоятельство не является обстоятельством непреодолимой силы». Я же потратил полстраницы на объяснение того, почему снегопад зимой в Западной Сибири не является обстоятельством непредвиденным и чрезвычайным. Постарался раскрыть коллегам, почему это неправильно, почему они ошиблись.

— Из собственной практики тоже приведу пример. Взыскание судебной неустойки. Если посмотреть судебные акты, то увидим, что в 70 процентах вообще отсутствует мотивировка. Допустим, суд взыскал 100 руб. в день. А как он определил такую сумму, непонятно.

— Я один раз столкнулся с такой проблемой. Суд говорит: судебная неустойка — 100 руб. в день, то есть копеечная. Почему? Потому что само по себе неисполнение судебного акта является правонарушением. А поскольку в законе написано, что все обязаны исполнять судебный акт, то зачем тебе большая неустойка? Это же в законе написано, что надо выполнять судебный акт. Вот что после этого скажет хоть сколько-нибудь образованный человек?

— Проблема еще и в том, что суды сами не всегда понимают, как определить размер неустойки. Например, берут и рассчитывают ее размер исходя из размера убытков. Хотя Верховный суд прямо указывает, что судебная неустойка и убытки — это разные вещи.

— Вы привели в пример один маленький институт, а это глобальная проблема для всей судебной системы. Я понимаю, что в ситуации, когда нет спора, — допустим, при неуплате за ЖКУ — можно подходить формально и не расписывать мотивировочную часть. Или в спорах по кредитным договорам. Если мы берем кредит, то что там спорить?

— А как фильтровать доводы сторон? Ведь можно представить 10 доводов, из них 5 хороших, а еще 5 — откровенно слабых и абсурдных. Обязан ли суд оценивать все?

— Конечно, потому что сторона верит в них. Мне кажется, что, когда суд не обращает внимания на доводы сторон, это просто неуважение к сторонам.

— Тогда возникает вопрос загрузки судей. Нужно уделить значительное время каждому делу.

— Безусловно. Наши суды завалены бесспорными делами. По статистике судов общей юрисдикции, не обжалуется 93 процента судебных актов. Вы понимаете, какой колоссальный поток дел приходит в суд, а в них просто нет спора?

— Упрощенка и приказное производство немного снизили нагрузку на суды?

— Упрощенка — да, снизила. Идея судебных приказов мне вообще не нравится. Что это такое? Взыскали, а потом сторона «закидывает» в суд документ о том, что она не согласна. И вся работа насмарку. Нужна большая работа по тонкой настройке судебной системы. Как сделать так, чтобы не задыхались судьи в АСГМ, рассматривая по 160 дел в месяц? Это ненормально, когда перед кабинетом висят «портянки» объявлений о графике рассмотрения 50–60 процессов в день. Это что такое? Это суд? Это не суд. И когда на этом фоне у нас в стране президент Путин говорит, что наша судебная система самая крутая в мире, то это ерунда. Она не самая крутая, но самая быстрая и дешевая. Но то, что она быстрая и дешевая, не означает, что она эффективная.

— Если мы заговорили о судебной системе, то, как Вы считаете, что можно в ней поменять к лучшему?

— Например, мне близка идея создать суды субъектов, которые должны принять на себя основную массу дел. Каждый субъект заботится о себе с учетом загрузки, количества жителей, своей экономической активности.

Помимо этого, необходимо создать федеральные суды для рассмотрения сложных дел, причем мне нравится идея наделить этим статусом арбитражные суды. Они наиболее подготовленные с точки зрения навыков, техники и состава. Нужно исключить все это безумие с огромным количеством инстанций. При этом кассация мне нравится.

В сфере статуса судей надо отказаться от принципа набора судей из сотрудников аппарата судов: это просто преступление перед правосудием. Стаж работы в суде в качестве секретаря, я считаю, вообще никуда засчитываться не должен. Работа в качестве помощника должна быть просто одним из плюсов в резюме.

— Какой принцип при наборе судей Вы считаете основным?

— Cамый большой плюс: претендент должен практиковать. Должен знать жизнь, а не быть типичным «человеком из карьерного футляра».

Как сейчас устроена карьерная лестница в суде? Секретарь, помощник, судья. Мне очень нравилось, как было в ВАС устроено, когда половина судей — это карьерные судьи из нижестоящих судов, которых отсматривали и специально выбирали. Другая половина судей — это ученые. Потому что задача высшего суда — развивать право.

Баланс ученых и карьерных судей хорош следующим. Карьерные судьи не дадут ученым улететь куда-то далеко в заоблачные выси, а ученые не дадут карьерным судьям ковыряться в земле и передавать дела, где накладная неправильно оформлена. В ВАС это работало идеально. Я, как бывший сотрудник аппарата ВАС, могу это подтвердить. И вот таким и должен быть высший суд нашей страны.

— В Вашей концепции все равно превалируют арбитражные суды. Я вот недавно видел Ваш негативный пост в отношении судов общей юрисдикции — с чем это связано?

— Они очень большие, их очень много, и они разные. Есть очень приличные судьи общей юрисдикции, которые заткнут за пояс почти всех судей нижестоящих арбитражных судов, которых я знаю. Эти судьи есть и в первой инстанции, и в новых кассационных судах общей юрисдикции. Нельзя сказать, что там все поголовно совсем плохие. Но в целом впечатление от того, что делают эти суды, удручающее.

У меня это накипело почему? Потому что буквально в течение одного дня несколько коллег в разговоре со мной сказали: «Вот ты что-то рассказываешь, но я читаю судебный акт и там написано, что судебную неустойку нельзя взыскать, если ты не заявил об этом до удаления суда в совещательную комнату». Так это прямо противоречит Пленуму Верховного суда, как такое может быть?! Ну кто вы такие после этого? Или хотя бы напишите: да, мы знаем, что в пленуме это написано, но мы считаем, что это глупость, по таким-то мотивам.

Когда я читаю акты судов общей юрисдикции, во мне ярость закипает. Поэтому я не знаю, что с ними делать. Я просто не вижу, чтобы туда приходил хоть кто-то, кто говорил бы с юристами, интересовался правом. Я понимаю, что, может быть, это связано с тем, что у них основные клиенты — бабушки и дедушки. Но судьи должны держать высокий интеллектуальный уровень. Среднестатический судья общей юрисдикции, увы, этим не отличается.

— А отражается ли такое состояние дел в общей юрисдикции на деятельности коллегии Верховного суда по гражданским делам?

— Я иногда читаю акты гражданской коллегии Верховного суда, и это катастрофа. Я даже веду такую рубрику на «Закон.ру»: «Почему судьи гражданской коллегии ВС не знают право своей страны». Видно, что суд решает некоторые правовые вопросы в нарушение закона. В нарушение принципов права. Некоторые его акты просто антиправовые.

— Как Вы оцениваете изменения в электронном правосудии, которые произошли за последнее время?

— Я могу сказать, что я один раз попробовал и понял, что это все равно что пить безалкогольное пиво. Больше я в этом участвовать не хочу. Это может быть хорошо для дел из серии «отгрузили — не оплатил». А для больших и сложных споров это объективно невозможно. Я партнер большой юридической фирмы, участвую в сложных делах с высококлассными оппонентами. Есть состязание. И когда ты сидишь на заседании, ты должен ловить мимику судьи, слушать, что говорит оппонент, и тут же реагировать. А ты когда сидишь перед компьютером, это просто невозможно. Поэтому нет, мне это не нравится. Я понимаю, что для цели рассмотрения подавляющего большинства дел этот сервис полезен. Но в целом мне он не показался удачным.

— Как оцениваете изменения, которые произошли с Картотекой арбитражных дел после ликвидации ВАС?

— У нас в ВАС была идея сделать так, чтобы картотека работала как полноценное хранилище электронных дел. Обсуждались тогда и тотальное сканирование, и обязательная электронная подача. Этого не произошло, в итоге все живет на том, что было придумано в 2014 году. Я не понимаю, в чем развитие. Наоборот, ходили слухи о том, что готовится переход арбитражных судов на ГАС «Правосудие». И если это произойдет, будет катастрофа.

— Чем обусловлены подобные слухи?

— Это понятно чем обусловлено. ГАС «Правосудие» — детище Судебного департамента. Картотека — детище ликвидированного ВАС. Как Вы думаете, кто должен победить? Конечно, детище Судебного департамента. Вопрос удобства никто не рассматривает. Вот посмотрите, как была реализована реформа, связанная с профессиональным представительством. Мы все сейчас вынуждены носить с собой дипломы. Это же бред. Вот если бы судьи, принимающие решения в Верховном суде, по-настоящему любили людей и понимали, что это они существуют для юристов, а не юристы для них, то сделали бы единую систему, в которую можно загрузить копию диплома. Приходите в процесс, а помощник проверяет в системе наличие у вас диплома. А сейчас мы вынуждены носить его с собой. Я все время боюсь потерять диплом кандидата наук. В целом это отсутствие ориентации на потребности людей очень характерно для нынешнего руководства и высшей судебной инстанции, да и страны в целом.

— Дипломы начали требовать и для ознакомления с материалами дела.

— Это же бред просто. Причем позорно то, что арбитражные суды соревновались в этой административной прыти. Понятно, что участие в деле требует диплома. Потому что тебе нужно иметь знание права, чтобы выступать перед судьей и отстаивать правовые позиции. Но когда ты пришел в канцелярию с фотоаппаратом или телефоном, зачем тебе знание права? Тебе знание iPhone и приложений нужно. Бред прогрессирует, и это очень расстраивает.

— Как Вы считаете, что еще можно дополнительно внедрить для совершенствования электронного правосудия?

— Конечно, нужно нормальное электронное дело. И доступ ко всем материалам дела из приложения в телефоне или планшете. Этого пока не произошло.

— Как Вы относитесь к размещению аудиозаписей заседаний в открытом доступе?

— Абсолютно нормально. Мне кажется, это правильно. И я не понимаю, какие могут быть аргументы против. Я могу зайти в любой суд и слушать выступления сторон и их юристов. Почему же я не могу скачать такую запись? Это здорово, что сейчас есть такая возможность. Но все это было написано еще до 2014 года. Сделали то, что мы придумали в ВАС.

— И еще в продолжение темы. Сейчас сложная ситуация с пандемией и есть ограничения в доступе к судебным заседаниям. Как можно вернуть его обычным слушателям?

— Я бы сделал так: создал бы техническую возможность трансляции всех заседаний в карточке дела. Любой желающий нажимает на эту карточку и сидит смотрит. Сейчас такого нет. Надо ждать, чтобы пришло на почту письмо c какой-то ссылкой. И то только там, где есть такая возможность. Это что такое? Клуб для избранных? Клуб для благородных джентльменов? Нет, это правосудие, и оно должно быть доступно.

— Неплохой функционал. Главное, чтобы это еще и работало без сбоев.

— Вы еще спросили, что можно улучшить. Мне ужасно не нравится, как структурирована карточка банкротного дела. Это же можно умереть просто, утонуть в актах. Наши банкротчики и программисты в ВАС долго бились над устройством карточки банкротного дела, но просто не успели. А Верховному суду это, видимо, не нужно, поскольку там, как я уже сказал, не ориентированы на потребности людей.

— Наш заключительный вопрос. Кем и где видите себя через пять лет?

— Если весь юридический шлак, который напринимали за последние годы, сохранится или даже будет прогрессировать, то я буду просто преподавать право. Возможно, буду практиковать ради заработка, так как на преподавании в нашей стране много не заработаешь.

Если же кто-то в политическом руководстве страны скажет: «Мы хотим, чтобы в России были крутые суды», то я готов вернуться в судебную систему. Ради этого я совершенно точно готов пожертвовать заработком партнера юридической фирмы и послужить родине. Как бы пафосно это ни звучало. Если будет запрос на то, чтобы в России суд был не только быстрый и дешевый, но и справедливый, я с большим удовольствием стану судьей. Я чувствую в себе силы и возможности для этого.

Источник: журнал «Арбитражная практика для юристов»