К началу 2025 года, по данным Аналитического портала ФНС, к системе налогового мониторинга было подключено 768 российских компаний. В сравнении с общим числом зарегистрированных юридических лиц — свыше 3,2 млн — это совсем немного. Однако налоговые платежи этой группы составляют порядка 40% общих сборов, рассказывает управляющий партнер «Пепеляев Групп» Сергей Пепеляев.
Если начиналась история мониторинга с капитанов бизнеса, то сейчас в эту группу входят и компании среднего звена с объемом годовой выручки до 1 млрд рублей.
Если начиналась история мониторинга с капитанов бизнеса, то сейчас в эту группу входят и компании среднего звена с объемом годовой выручки до 1 млрд рублей.
Планка входа в мониторинг постепенно снижается, а план по вовлечению — растет. Начиная с 2024 года присоединиться к системе налогового мониторинга могут те компании, выручка и активы которых составляют не менее 800 млн рублей, а сумма уплаченных налогов — не менее 80 млн рублей. По некоторым прогнозам, к 2030 году число участников налогового мониторинга вырастет в 3,7 раза, до 2770 компаний, притом что количество потенциальных участников приблизится к 50 000.
Контроль в реальном времени
Рост интереса к инновационной форме налогового контроля объясняется распространением цифровых технологий, которые позволяют изменить основные принципы работы с налогоплательщиками.
В основе традиционного контроля лежат бумажные технологии фиксации и систематизации хозяйственных операций. Его характеристика — неспешность: финансовый результат определяется значительно позже завершения налогового периода. Отсюда основные формы налоговых проверок — камеральные и выездные. Это постконтроль, нацеленный на сформированные и систематизированные активы — имущество, финансовый результат.
Рост интереса к инновационной форме налогового контроля объясняется распространением цифровых технологий, которые позволяют изменить основные принципы работы с налогоплательщиками.
В основе традиционного контроля лежат бумажные технологии фиксации и систематизации хозяйственных операций. Его характеристика — неспешность: финансовый результат определяется значительно позже завершения налогового периода. Отсюда основные формы налоговых проверок — камеральные и выездные. Это постконтроль, нацеленный на сформированные и систематизированные активы — имущество, финансовый результат.
Новые методы ориентированы на трансакции. Активы контролируются косвенно, не после завершения их формирования, а в ходе самого процесса. А целью становятся системы внутреннего контроля налогоплательщиков, позволяющие предотвратить неправомерное применение налогового законодательства. Идея проста: если к системам внутреннего контроля нет претензий, то активы сформированы и оценены верно, все хозяйственные операции подтверждены. Если шли в правильном направлении, то и пришли куда надо. Преимущества этого подхода есть для всех участников налоговых отношений. Они в скоростях, в том, что снимаются риски, связанные с поздним выявлением нарушений.
Людям свойственно приближать будущее, но реальные изменения наступают чуть позже, чем мечтали футуристы. И все же не в столь отдаленной перспективе прямой контроль активов будет излишним, а выездные налоговые проверки и связанные с ним инструменты контроля (истребование и выемка документов, запрос информации) станут атавизмом.
На сайте ФНС России налоговый мониторинг представлен весьма привлекательно: он заменяет традиционные проверки на онлайн-взаимодействие, позволяет оперативно согласовывать с налоговым органом позицию по налогообложению планируемых и совершенных операций и уменьшить объем истребуемых документов, обеспечивает превентивное выявление налоговых рисков и быстрое урегулирование спорных неопределенных налоговых позиций уже в момент планирования операций.
Проблемы применения
Но, как учит история, «агитация за счастье» нужна тогда, когда счастья-то и нет. Практика отличается от плакатных представлений. На это не надо закрывать глаза, чтобы не дискредитировать инновации, не усиливать сопротивление им. Почему при большом числе потенциальных участников мониторинга только порядка 5–6% компаний становятся его участниками?
Обозначу три главные правовые проблемы налогового мониторинга.
Снижение уровня нормативного регулирования
Поскольку мониторинг, как и другие инновационные формы контроля, основан на IT-технологиях, то регулируя технологические процессы, можно влиять на решения правовых задач, в том числе де-факто устанавливать новые обязанности и вводить ответственность. Уклон в технологические аспекты контроля ведет к тому, что Налоговый кодекс все шире используется для рамочных установлений и все больший объем правил приходится на ведомственные акты.
Поскольку ФНС позиционирует себя как сервисная служба, там придумали модное определение для ведомственных инструкций — сервисы информационного взаимодействия. Это дает возможность избавиться от контроля Минюста. Вроде бы «сервисы» — сугубо технические акты, ничего правового там нет, регистрация не нужна.
Но за техническими аспектами скрывается нечто большее. «Сервисы» не влияют на расчет налога, но влияют на методологию учета и требуют перестройки учетных подходов и донастройки IT-систем. Это влечет масштабные затраты и, следовательно, задевает интересы налогоплательщиков. Невыполнение «сервисов» фактически исключает компании из налогового мониторинга. Штрафы пока не взимаются, но уже поговаривают об их установлении.
В действительности электронный сервис мало чем отличается от налоговой декларации: и то и другое имеет общее назначение — передачу информации от налогоплательщика налоговому органу. Поэтому электронный сервис — способ представления налоговой отчетности. А вот утверждаются эти формы отчетности почему-то по-разному: форма декларации — приказом ФНС, а сервис — простой публикацией на сайте службы. Отдельная проблема — большое количество изменений, вносимых в эти сервисы в ходе их постоянной доработки.
О масштабе проблемы свидетельствует и то, что для обозначения единой цифровой методологической модели расширенного информационного взаимодействия между налоговыми органами и участниками налогового мониторинга используется понятие «Цифровой Налоговый кодекс», уводящее в мир параллельной регуляторной реальности.
Как следствие, происходит обесценение административного процесса, в том числе административных процедур налогового контроля. Результат — нарушение прав подконтрольных лиц.
Задваивание форм налогового контроля
В период активного внедрения инноваций желание вернуться к отживающим формам традиционного контроля, присовокупить их к мониторингу бывает очень сильным. Так случилось, что в 2024 году Арбитражный суд Дальневосточного округа вынес новое решение по вопросу классификации имущества, и для налоговых органов замаячила перспектива доначислить налог за предшествующие годы. Но срок мониторинга короток (1 налоговый год плюс 9 месяцев), за его пределами доначисления невозможны. Обойти установленные законом ограничения решили с помощью назначения выездных налоговых проверок, проводимых вышестоящим налоговым органом в порядке контроля за нижестоящим, включив в группу проверяющих и подконтрольных инспекторов.
Вопрос, казалось бы, старинный, такая практика не раз осуждалась высшими судами. Но тут новый акцент: как сочетаются традиционные и инновационные формы контроля, в каких случаях и при каких условиях возможен «контрольный регресс»?
Важно учитывать, что внедрение новых форм контроля весьма затратно и для государства, и для налогоплательщиков: разработка и внедрение IT-систем требуют многомиллионных, а в крупных холдингах и миллиардных затрат. В 2024 году компании потратили на установку и обслуживание систем налогового мониторинга около 6 млрд рублей. Ожидается, что к 2030 году общий объем затрат бизнеса на эти цели составит 22,2 млрд рублей.
Мониторинг требует перестройки кадрового состава налоговых управлений компаний. Теперь костяк там составляют IT-специалисты, неспособные участвовать в мероприятиях традиционного контроля. Задвоение форм контроля в таких условиях — непозволительная роскошь и серьезное непропорциональное обременение. Если же допускать его в исключительных ситуациях, то надо четко и недвусмысленно определить правовые условия. Ясно, что в отношении участников мониторинга должен применяться повышенный стандарт доказывания фактических оснований для назначения выездной налоговой проверки.
Непроработанные согласительные процедуры
Новым формам контроля должны соответствовать способы урегулирования, а лучше — избежания спорных отношений. Получение по запросу налогоплательщика мотивированного мнения налогового органа предназначено быть таким способом. Но он работает «с низким КПД», поскольку участие налогоплательщика в согласительных процедурах не гарантировано, а фактически исключено, и название «согласительная процедура» установлено лишь для отвода глаз.
Недавние судебные споры компании «Газпром нефть» о праве на судебное обжалование мотивированных мнений, например в деле № А40-305870/23, демонстрируют, что ФНС России может и вовсе оставить без ответа жалобу на мотивированное мнение, а правовое значение мотивированных мнений незначительно. Они имеют характер разъяснений, их цель — всего лишь предупредить налогоплательщика о возможных неблагоприятных последствиях «ослушания». Следовательно, по мнению ФНС и судов, мотивированные мнения не имеют признаков ненормативных правовых актов и не подлежат обжалованию в суде.
Сказанное свидетельствует о том, что фундаментальные правовые проблемы новых высокотехнологичных форм налогового контроля требуют серьезного осмысления. Право часто не поспевает за инновациями, но когда отставание становится значительным, сами инновации рискуют обрушиться без правовой опоры. А вместе с тем и погрести кого-то под своими обломками.
Источник: Forbes
На сайте ФНС России налоговый мониторинг представлен весьма привлекательно: он заменяет традиционные проверки на онлайн-взаимодействие, позволяет оперативно согласовывать с налоговым органом позицию по налогообложению планируемых и совершенных операций и уменьшить объем истребуемых документов, обеспечивает превентивное выявление налоговых рисков и быстрое урегулирование спорных неопределенных налоговых позиций уже в момент планирования операций.
Проблемы применения
Но, как учит история, «агитация за счастье» нужна тогда, когда счастья-то и нет. Практика отличается от плакатных представлений. На это не надо закрывать глаза, чтобы не дискредитировать инновации, не усиливать сопротивление им. Почему при большом числе потенциальных участников мониторинга только порядка 5–6% компаний становятся его участниками?
Обозначу три главные правовые проблемы налогового мониторинга.
Снижение уровня нормативного регулирования
Поскольку мониторинг, как и другие инновационные формы контроля, основан на IT-технологиях, то регулируя технологические процессы, можно влиять на решения правовых задач, в том числе де-факто устанавливать новые обязанности и вводить ответственность. Уклон в технологические аспекты контроля ведет к тому, что Налоговый кодекс все шире используется для рамочных установлений и все больший объем правил приходится на ведомственные акты.
Поскольку ФНС позиционирует себя как сервисная служба, там придумали модное определение для ведомственных инструкций — сервисы информационного взаимодействия. Это дает возможность избавиться от контроля Минюста. Вроде бы «сервисы» — сугубо технические акты, ничего правового там нет, регистрация не нужна.
Но за техническими аспектами скрывается нечто большее. «Сервисы» не влияют на расчет налога, но влияют на методологию учета и требуют перестройки учетных подходов и донастройки IT-систем. Это влечет масштабные затраты и, следовательно, задевает интересы налогоплательщиков. Невыполнение «сервисов» фактически исключает компании из налогового мониторинга. Штрафы пока не взимаются, но уже поговаривают об их установлении.
В действительности электронный сервис мало чем отличается от налоговой декларации: и то и другое имеет общее назначение — передачу информации от налогоплательщика налоговому органу. Поэтому электронный сервис — способ представления налоговой отчетности. А вот утверждаются эти формы отчетности почему-то по-разному: форма декларации — приказом ФНС, а сервис — простой публикацией на сайте службы. Отдельная проблема — большое количество изменений, вносимых в эти сервисы в ходе их постоянной доработки.
О масштабе проблемы свидетельствует и то, что для обозначения единой цифровой методологической модели расширенного информационного взаимодействия между налоговыми органами и участниками налогового мониторинга используется понятие «Цифровой Налоговый кодекс», уводящее в мир параллельной регуляторной реальности.
Как следствие, происходит обесценение административного процесса, в том числе административных процедур налогового контроля. Результат — нарушение прав подконтрольных лиц.
Задваивание форм налогового контроля
В период активного внедрения инноваций желание вернуться к отживающим формам традиционного контроля, присовокупить их к мониторингу бывает очень сильным. Так случилось, что в 2024 году Арбитражный суд Дальневосточного округа вынес новое решение по вопросу классификации имущества, и для налоговых органов замаячила перспектива доначислить налог за предшествующие годы. Но срок мониторинга короток (1 налоговый год плюс 9 месяцев), за его пределами доначисления невозможны. Обойти установленные законом ограничения решили с помощью назначения выездных налоговых проверок, проводимых вышестоящим налоговым органом в порядке контроля за нижестоящим, включив в группу проверяющих и подконтрольных инспекторов.
Вопрос, казалось бы, старинный, такая практика не раз осуждалась высшими судами. Но тут новый акцент: как сочетаются традиционные и инновационные формы контроля, в каких случаях и при каких условиях возможен «контрольный регресс»?
Важно учитывать, что внедрение новых форм контроля весьма затратно и для государства, и для налогоплательщиков: разработка и внедрение IT-систем требуют многомиллионных, а в крупных холдингах и миллиардных затрат. В 2024 году компании потратили на установку и обслуживание систем налогового мониторинга около 6 млрд рублей. Ожидается, что к 2030 году общий объем затрат бизнеса на эти цели составит 22,2 млрд рублей.
Мониторинг требует перестройки кадрового состава налоговых управлений компаний. Теперь костяк там составляют IT-специалисты, неспособные участвовать в мероприятиях традиционного контроля. Задвоение форм контроля в таких условиях — непозволительная роскошь и серьезное непропорциональное обременение. Если же допускать его в исключительных ситуациях, то надо четко и недвусмысленно определить правовые условия. Ясно, что в отношении участников мониторинга должен применяться повышенный стандарт доказывания фактических оснований для назначения выездной налоговой проверки.
Непроработанные согласительные процедуры
Новым формам контроля должны соответствовать способы урегулирования, а лучше — избежания спорных отношений. Получение по запросу налогоплательщика мотивированного мнения налогового органа предназначено быть таким способом. Но он работает «с низким КПД», поскольку участие налогоплательщика в согласительных процедурах не гарантировано, а фактически исключено, и название «согласительная процедура» установлено лишь для отвода глаз.
Недавние судебные споры компании «Газпром нефть» о праве на судебное обжалование мотивированных мнений, например в деле № А40-305870/23, демонстрируют, что ФНС России может и вовсе оставить без ответа жалобу на мотивированное мнение, а правовое значение мотивированных мнений незначительно. Они имеют характер разъяснений, их цель — всего лишь предупредить налогоплательщика о возможных неблагоприятных последствиях «ослушания». Следовательно, по мнению ФНС и судов, мотивированные мнения не имеют признаков ненормативных правовых актов и не подлежат обжалованию в суде.
Сказанное свидетельствует о том, что фундаментальные правовые проблемы новых высокотехнологичных форм налогового контроля требуют серьезного осмысления. Право часто не поспевает за инновациями, но когда отставание становится значительным, сами инновации рискуют обрушиться без правовой опоры. А вместе с тем и погрести кого-то под своими обломками.
Источник: Forbes
